– Молчите, – велел Сората, и Генри удивил его тон. – Мы пытаемся вас спасти, хотя я бы с большим удовольствием лично отрезал бы вам язык и сдал полиции. Но смерти вашей я не хочу.
– Мононокэ? – Фишер поднялся. Скрипнуло кресло. – Мононокэ? Злой дух острова Синтар. Его не существует. Не су-ще-ству-ет. Его нет! Как нет этих ваших ёкаев, привидений, мстительных духов. Вы их выдумали, ваша возбужденная психика их выдумала. Они просто…
Фишер резко замолчал, схватился за горло. И вдруг взмыл вверх, к потолку. Там он замер на несколько секунд, охваченный черным дымом, и упал на пол сломанной куклой.
Его голова, свернутая под углом в сто восемьдесят градусов, смотрела на Генри. В ее глазах застыл смертельный ужас.
История шестнадцатая, в которой прощение открывает закрытые двери
«Чувство вины – очень прилипчивая штука. И чем дольше ты его лелеешь, тем плотнее оно к тебе липнет. Из него рождаются сожаления, неуверенность, печаль и прочие демоны помельче. Изгнать их просто, если понять, наконец, что без них не бывает жизни. Нужно просто простить себя… и идти дальше. К тому, кто тебя ждет, несмотря ни на что».
Все произошло быстро. Только что Фишер был жив и яростно отрицал существование того, что его же и убило. В этом, если приглядеться, можно увидеть тонкую иронию. Только рассматривать было некогда.
– В лабораторию!
Генри схватил Сорату за руку и вытолкал в коридор, едва успев захлопнуть дверь, которая тут же содрогнулась под чудовищным натиском злой силы. Дом снова пришел в движение, затряслись стены, задрожали стекла, одна за одной взрывались лампочки в настенных светильниках. Темнота окрасилась бордовым, словно набухая густой венозной кровью.
Они побежали. На ходу распахивая двери комнат, но все они были пусты. Остались только они вдвоем. Капли крови на полу в холле, брошенная рамка рядом, и на плотной белой бумаге расползались отвратительные красные пятна.
Я снова вернусь к тебе.
Даже у чудовищ были свои желания.
Генри спешил. Особняк стоял в центре острова, лаборатория Дикрайна находилась в центре особняка. Круг сужался. Курихара оказался прав – весь остров это один большой магический круг. Фотографии, сделанные под храмом и в разрушенной лаборатории, доказывали – оба магических круга идентичны. В книге заклинаний нашелся один такой. Тот самый, что в качестве примера показывал ему Хибики, и он закончит то, что начал больше века назад лорд Малберри.
Чтоб ему в гробу перевернуться.
– Подожди, – Сората вырвался и остановился. – А как же остальные? Мицуки, Кейт, Маса и Руми? Надо их найти! Мы не можем бросить их наедине с… с этим.
– Мононокэ пойдет за нами. Его цель ты, а его желание вернуться в мир в твоем теле. В теле человека, – Генри бросил внимательный взгляд в темноту коридора за спиной Кимуры. – Идем скорее. Мы должны оказаться в нужном месте раньше него. Ты слышишь?
Генри замолчал, и шум, который можно принять за свист ветра за стенами, стал громче и злее. Вибрирующий гул, как от тысяч разъяренных ос. Мононокэ упивается проснувшейся силой, но скоро он вспомнит и про них.
И с ним невозможно будет справиться один на один.
– Прошу, – Генри протянул руку. – Поверь мне. Нам нужно быть в лаборатории. Оттуда все началось и там должно закончиться. Сора.
– Генри, – он поджал губы, еще сомневаясь, и выпалил вдруг. – Я не хочу умирать.
– Ты не умрешь.
Генри больше не клялся и не давал обещаний. В этот раз все будет иначе. Он или спасет Сорату наверняка, без последствий и оговорок, или умрет сам. Быть может, ему и так не выбраться из этой переделки живым. Впрочем, об этом Сорате пока лучше не знать.
В подземелье спустились через ход в кабинете Дайске. Души из картины пребывали в волнении, Генри ощущал его как волны ледяного воздуха, царапающие кожу. Но души молчали и ничего не могли сказать, а Генри было некогда допытываться их ответа.
– У тебя есть план? – задал Сората опасный вопрос.
– Нет.
Лучше сразу ответить честно. Иллюзии сейчас – не лучший помощник. Макалистер шел чуть впереди, инстинктивно стараясь держать лицо вне поля зрения. Сората не должен увидеть на нем выражение страха и неуверенности, что Генри приходилось тщательно в себе подавлять. Как он мог не бояться, если вел самого дорогого для себя человека прямо на жертвенный алтарь?
– И тебе не страшно?
– Нет.
Дверь была уже близко, но Сората схватил его за плечо, заставляя притормозить.
– Прежде, чем мы войдем туда, я хочу кое-что прояснить. Мне не нужно, чтобы ты был героем или спасителем. Мне не нужно, чтобы ты рисковал всем ради меня или кого-то другого. Да, ты верно меня понял, – Сората тяжело сглотнул. – Мне нужно, чтобы ты остался жив. Мне нужен ты. Был нужен все эти два года. Красная нить, Генри, помнишь? От судьбы не уйти. Если у тебя не получится, беги, спасайся. Я не могу позволить тебе исчезнуть, только не тебе.
– Сора…
– Ты всегда говоришь мне всякие сентиментальные глупости о дружбе, преданности и вере. Так что, пожалуйста, дай и мне отплатить тем же. Неизвестно, что произойдет с нами за этой дверью, поэтому, пожалуйста, умоляю. Помни, что ты мне ничего не должен. Мне не за что тебя прощать, и тебе не за что себя винить. Мы либо выйдем оттуда вместе, либо… Либо ты выйдешь оттуда один.
В горле запершило. Генри кашлянул и понял, что ничего не может сказать. Грудь сдавило, и он почувствовал боль.
Если душа и правда способна болеть, то это именно такая боль.
– Мы выйдем вдвоем. И покинем этот чертов остров, – хрипло сказал он. – И не смей… не смей говорить мне о смерти. Никогда.
Он первым подошел к двери и толкнул.
Не заперто.
Он сам оставил ее открытой, но кажется, будто это все спланировано кем-то заранее. Отвратительное чувство предрешенности. Генри ненавидел его, он ненавидел думать, что есть что-то, управляющее им, что это могущественное нечто руководило им с Соратой как деревянными марионетками, сближая и разделяя. Играя с ними.
К черту такую судьбу. Он все сделает сам.
Когда они оба оказались внутри, Генри постарался выбросить из головы все лишнее. Вот они на месте, что дальше? Никто не повесил на стену инструкцию, гениальные идеи не спешили приходить, и на Генри вдруг с новой силой нахлынула паника. Он не представлял, что делать. Но если он не догадается, то потеряет Сорату. И все окажется зря, все его жалкие попытки реабилитироваться в его и в своих глазах.
Нельзя опускать руки. Еще ничего не кончено.
Но он не знал, что делать.
И страх разъедал изнутри.
– Что дальше? – спросил Сората. – Об этом круге шла речь?
Он подошел к бетонному кругу, в котором его запер Дикрайн два года назад. Что он чувствовал? Генри хотел и не хотел знать.
– Сора, – начал он. – Прости. Я думал, что оказавшись здесь, я все сразу пойму. Но… я не понял. Я не понимаю, что нужно сделать. Прости меня.
Он опустил голову и вскоре почувствовал, как макушки касается теплая ладонь.
– Думай, Генри. Вся информация здесь, в твоей голове, – мягко сказал Сората. Как у него получается сохранять спокойствие на пороге катастрофы?!
– Почему ты так веришь мне?
– Потому что это ты.
Этого было вполне достаточно. Процесс был запущен, и Генри начал бродить по помещению, полностью отключившись от всего внешнего.
Мононокэ был человеком. Обманутым, преданным и разочаровавшимся человеком. Эти чувства не дали его душе сгинуть в небытие, и он переродился в злобного духа, который все это время томился в своей темнице, пока скучающий мистик из Британской империи не нашел способ приоткрыть двери этой темницы. Генри видел, что тогда произошло. Смерти, безумства, реки крови и мертвая Мика Акияма, на которую свалили ответственность за все беды. Но что, если она не убила себя? Что если она была тем медиумом, в которого пытался переселиться мононокэ, но не успел или не смог?