— И что ты предлагаешь?
— Я — ничего. В России есть правительство, которое и должно решать такие задачи. Да, я знаю — у них денег нет… но денег я им дам. Много дам — а заводы у них пока еще есть, тем более и все мои им остались — пусть запускают производство. Да, а ты как здесь оказался? Не они ли тебя послали у меня трактора просить?
— Это я их послал! Идиоты в этом правительстве… а по тракторам — это я просто прикидывал, что сделать можно, вот и решил с тобой посоветоваться, раз уж тут оказался. А приехал потому что Березин попросил помочь со строительством завода в Монтевидео. Металла-то в Уругвае нет, а рынок судов — большой, надо составить планы по поставкам стали, дерева, прочего всего…
— Березин?
— Ну да. Кстати, на основании решения профсоюзов: рабочие сами сообразили, что судостроительные там работать не смогут еще лет пять. Так что пара кораблей со станками уже прибыла, материалы для стапелей в Америке уже закуплены, с цементом проблем вообще нет: Мюллер месяц назад запустил новую печь на попутном нефтяном газе, а американцы пошлину на цемент ввели. Так что весной уже начнем тут корабли строить.
— Все вывезли?
— Нет конечно. Захотят большевики — могут сразу к работе приступать, разве что чуть помедленнее корабли строиться будут, или чуть меньше их поставят. Только ведь не захотят они!
— Захотят, захотят! Вот наладят они хозяйство…
— Не наладят.
— Посмотрим. Я думаю, что им просто нужно в этом немного помочь…
Правда "помогать" пришлось все же много: большевики — большевиками, а людям жрать нечего. В особенности в разграбленной Малороссии, и Сергееву ежедневно отгружалось всякой жрачки тысяч на семьсот — долларов. Доллары поступали из Штатов, жрачка закупалась у Гомеса, а так же в Аргентине, Бразилии, на Кубе — те тратили выручку на промтовары в США, и американцы бурно радовались росту зарубежных рынков. Всем было хорошо — но тот же Сергеев, несмотря на мои советы, большую часть продуктов просто раздавал "нуждающимся", и мне это сильно не нравилось: он что, думает я Малоросиию всегда теперь кормить буду? Вдобавок еще семейные проблемы навалились…
Так что, окончательно оклемавшись, я решил не письма писать, а поговорить с ним лично — и в середине апреля сам отправился в Россию. Но на причале Новороссийского порта меня встретил не он, а Леонид Красин — и только тут я понял, что и на самом деле "все еще хуже".
Красин прежде всего нажаловался на "выдающуюся некомпетентность" нынешней власти: все, за что они брались, разваливалось буквально на глазах. Например, в Мурманск комиссаром был назначен некий Мойша Рухимович. Вроде приличный человек, с Сергеевым Харьков освобождал — но оказалось, что войска в атаку посылать он умеет, а головой думать — не очень. Первым делом он "национализировал" Мурманскую железную дорогу — решил, что кто-то (не будем показывать пальцем кто) сильно на ней наживается. А то с чего бы рабочие на этой дороге так сладко живут? Сообразить, что "моему" железнодорожнику от Званки до Мурманска (или хоть от Петрозаводска до Новороссийска) с семьей добраться — это максимум сутки, не сумел — и через неделю после оглашения "новых справедливых тарифов" людей на дороге просто не осталось: предлагаемая "зарплата" не покрывала даже расходов на табак, а продовольствие из-за океана стало теперь рабочим недоступно. Потому что комиссар решил, что оно "нужнее в столице" — забыв лишь то, что кто-то за это продовольствие должен сначала заплатить…
Впрочем, этого комиссара уже через месяц заменили на "местного товарища" с "вражеской" фамилией Бжезинский. Валерьян Людомирович как мог дела старался поправить, но "поезд ушел" уже в буквальном смысле: локомотивные бригады попросту перегнали все тепловозы и платформы-контейнеровозы на Новороссийскую дорогу — где их хотя бы было кому обслуживать. Так что на линии теперь работали паровозы, таскавшие "нормальные" вагоны — но это уже и не особо важно было, так как все поступающие через Мурманск грузы "укладывались" в пару эшелонов в сутки, да и то не всегда. Я, конечно, понимаю: любой человек может наломать дров, если его поставить заниматься делом, в котором он ни уха, ни рыла… Но Свердлов-то после этого назначил Рухимовича министром путей сообщения!
Много порассказал мне Красин, пока поезд ехал в Сталинград… но я так и не осознал, что не рассказал он мне гораздо больше.
Глава 43
Владимир Ильич с раннего утра сидел в своем уютном кабинете и напряженно работал. Следовало без промедления ответить на жалобу Гриши Зиновьева: у него в Петрограде опять волнения рабочих начались. Почему волнения — это понятно, эсэрами подло убит Мойша Гольдштейн. И конечно же рабочие возжелали мести за это подлое убийство, а вот Гриша… нет, на неправильную позицию встал руководитель Петербурга!
Да и вообще в последнее время он чего-то вообще мышей не ловит. Агитационную работу, похоже, вовсе забросил: виданное ли дело, чтобы в Петрограде, в колыбели русской революции, пришлось объявить локаут после забастовки рабочих! Да, пришлось закрыть Путиловский завод, Ижорский… а вот если бы партийная организация верно разъяснила бы рабочим, что все трудности со снабжением есть результат антиреволюционной деятельности кулаков и буржуазных элементов… в конце-то концов, не в одном Петрограде месячный рабочий паек сократился до двух фунтов муки!
Владимир Ильич поглядел на часы: время уже приближалось к полудню. Пора бы и отдохнуть, но нет, дело превыше всего! Он взял в руки ручку, придирчиво осмотрел перо — но не найдя в нем никакого изъяна, обмакнул его в чернильницу и быстро, как он всегда делал, начертал на листе бумаги:
"Товарищ Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали.
Протестую решительно!
Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
Это не-воз-мож-но!
Террористы будут считать нас тряпками. Время архиважное. Надо поощрять энергичность и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает. Привет! Ленин".
Окинув взглядом написанное, хозяин кабинета подумал, что на сегодня срочных дел больше не ожидается и можно будет съездить поохотиться, но ошибся: в кабинет буквально вбежал Феликс Эдмундович:
— Владимир Ильич, ко мне пришел нынешний любимчик Красина, и предложил что-то очень странное…
Владимир Ильич знал, что Леонид Борисович в очередной раз пригласил какого-то буржуя в помощники, наверняка чтобы предложить очередной план по сдаче дела революции на откуп капиталистам. Вовремя его ЦК решил отстранить от должности министра промышленности, очень вовремя! Да и буржуй этот таких "программ" понаписал…
Но, выслушав сбивчивый рассказ нового министра, Владимир Ильич решил не отказать себе в удовольствии лично посмеяться над незадачливым "советчиком" — уж больно тот наглые заявления себе позволил. А если, вдобавок, и предложения его хоть сколь-нибудь подкрепятся реальным делом, то это может оказаться весьма полезным развитию революции. И, тем не менее, за наглость нужно наказать. Макнуть, образно говоря, мордой в дерьмо — потом, небось, посговорчивее окажется и из него побольше выжать выйдет!
Не спеша шествуя к кабинету наркома промышленности, Владимир Ильич даже начерно обсудил с наркомом процесс "дожимания" буржуя. Но, войдя в кабинет, он замер на полуслове: буржуй оказался знакомым. Старым знакомым…
Рассказанное Красиным мне не показалось очень важным — я и без него, вообще-то, знал, что промышленность порушили изрядно. У меня голова, честно говоря, была совсем другим занята: я все еще переживал случившееся в Сьюдад Электрико. Дело сугубо личное: Васька запросила у Кирилла Константиновича развода. Поскольку детей у нее больше быть не может, а мне-де наследники нужны. То, что в официальных наследниках у меня числились не только Машка с сестрами и Степан, но уже пятеро "внуков", было для нее совершенно неважно.