Но теперь, благодаря победе на Балтике, в Севастополь приходят войска. Очень вовремя приходят. Уже ушли из Коварны, Бальчика и Варны и соединились в море эскадры англичан и французов. Морю словно безразлично, что вдали от Севастополя горизонт чернеет от дыма и мачт с парусами. Из подзорной трубы можно обозреть флот союзников, медленно двигающийся в трех колоннах на север. Кажется, что вдоль берега ползет большой плавучий город со множеством дымовых труб и высоких частоколов.

– Тьма! И не счесть их! – вырывается у казака, стоящего рядом со мной и Нахимовым.

– Ну, так мы их уже сосчитали-с, – ответил Павел Степанович, улыбнувшись. Заслуженная похвала. За минувшее время суда Черноморского флота, демонстрируя мастерство военно-морского маневрирования, устроили союзникам одно сплошное беспокойство по пути сюда. Так что к Севастополю вражеская эскадра подошла взлохмаченной, потрепанной и злой. Стóит эту злость обсудить.

– Что думаете, Михаил Юрьевич?

– Нужно ехать к светлейшему.

– Верно-с. Но будь на месте светлейшего Суворов, то он бы потребовал от нас отвлечения военной части флота противника и атаки амбаркирующих судов-с. Суворов не дожидался бы устройства врага на берегу-с, а сам бы устремился на него. Да и в море-с…

Да-с. Лавировка – великое дело. Незаметно выйдя ночью с рейда и обойдя охраняющий флот, вместе с армией можно-с нанести тяжелый урон неприятелю, можно-с сорвать его высадку.

– Об этом обязательно подумаем.

Нахимов кивнул, и мы отправились к Меншикову. После того как еще в апреле до Севастополя дошла весть о том, что во время бомбардировки Одессы вражеское ядро застряло в памятнике Ришелье, повредив основание, и Нахимов, и Корнилов, и Истомин (а после и Меншиков) сами ко мне пришли поговорить и узнать, что делать дальше. А делать нам оставалось только одно: с нашим русским гостеприимством как следует встретить неприятеля, устроив ему одну сплошную головную боль и бессонницу. Соответствующие приготовления в этом направлении нами уже проведены.

Глава 10

«– С чего начались наши промахи при обороне Крыма и Севастополя от захватчиков?

– И с чего же?

– Еще с того, что к северу от города берег идет почти по прямой линии до самой Евпатории – небольшого татарско-караимского городишки, где когда-то стояла крепость, разрушенная русскими войсками при овладении Крымом. Уцелели от этой каменюки только двое ворот и часть стен. Но и к самой Евпатории просто так не пришвартоваться. В гавани мелководье, большие суда не могут подойти к берегу, ветра там сильные.

Когда союзный флот появился у берегов Севастополя, в Евпатории кроме татар и караимов жило несколько десятков русских чиновников с семьями, несколько сот русских мещан, был «гарнизон», состоявший из команды Тарутинского полка под начальством майора и коменданта крепости Бродского. Такое «войско» остановить европейских интервентов, конечно же, не могло, и те смело начали высаживаться. И высадились без проблем по милости нерешительного Меншикова. Не только переправили на берег армию с провиантом, инженерным инструментом и обозами, но и очень вовремя получили в Евпатории шестьдесят тысяч пудов пшеницы из провиантских складов, обеспечив армию на четыре месяца…»

Гришкино негодование по скайпу можно и не вспоминать, но ведь прав оказался приятель мой. В «нашей» истории высадка в Евпатории у союзников действительно прошла спокойно. Меншиков ей не мешал, ждал сухопутного сражения и дождался неприятностей под Альмой, а пока… Для начала в Евпаторию сунулся английский отряд. Заняв город, бритые тут же затребовали депутацию от местных татар. Те пришли. Бритые выставили специально привезенного с собою турецкого муллу, поручив тому объяснить татарам, что «гости» явились сюда с целью защитить главу мусульман, великого халифа (то есть султана) от несправедливого нападения России. В ответ: «Татары приветствуют всякого чужеземца, являющегося к ним с мирными намерениями, но они и отцы их жили спокойно под властью русского царя. Какова же власть государей французского и английского – этого татары еще не знают, а потому ничего не могут сказать».

Дальше речь зашла о продовольствии. Кроме городских запасов есть у крымчаков товар для интервентов, и вот уже идут в Евпаторию отары овец, стада лошадей и еще много чего для захватчиков, расплачивающихся заранее припасенными русскими полуимпериалами.

Плюс идеологическая обработка. Потомок крымских ханов, а ныне французский майор Месуд-Гирей трудился в поте лица, расхваливая землякам все прелести новой «европейской» власти, суля щедрую плату за провиант, занимаясь вербовкой проводников и добровольцев в иррегулярную конницу.

История повторяется и «тут» с той лишь разницей, что высадка у союзников затянулась дольше обычного. Ничего удивительного, ведь весь харч из Евпатории вывезти мы успели, а татарские продовольственные потуги практически сразу же круто пресекаются разъездами наших казачков. Те останавливают и заворачивают караваны, с непокорными предателями разделываются на месте, торгашам щедро отвешивают плетей и отнимают ВСЕ, что те везли на продажу.

А еще берут казачки языков. Вот с первого же пленного и началась занятная заварушка. Притащили мне мои пластуны британского гусара из бригады Кардигана. Тот лихорадочно прижимал к башке знаменитую шапку-бусби (напоминает папаху с красным «языком» наверху), нервничал, но после успокоился и неожиданно начал рассказывать интересные вещи о боевом оснащении британских войск. И в словах его сомневаться не приходилось.

Небольшая предыстория. Еще в мае нынешнего, 1854 года из Одессы две особые бомбы в Севастополь привезли. Обе как раз из тех, что летели на город с английских и французских пароходов во время бомбардировки. Одну такую во дворе у Меншикова в присутствии Корнилова вскрыли. Только начал канонир отвинчивать втулку, как пошла вокруг столь сильная вонь, что и Меншиков, и Корнилов зашатались от этого химического оружия. Пришлось бомбу отдать в аптеку для исследований: чем начинена, чем опасна для здоровья, каков состав ОВ?

В Одессе тоже такую же «вонючку» разобрали. В итоге у канонира сильная рвота и обморок.

И это не просто эксперимент. Тут все делается с типичным британским цинизмом. Известно, что один из их химиков и фабрикантов по фамилии Макентош в свое время предложил для захвата Севастополя подвести к береговым укреплениям специальные суда, извергающие на город большое количество воспламеняющихся веществ. Наверняка убеждал командование примерно следующим образом:

«– Образуется густой, черный, удушающий чад, который обнимет форт или батарею, проникнет в амбразуры и казематы и прогонит русских артиллеристов и всех находящихся внутри. А еще можно расправляться с русскими войсками, если забросать их бомбами и ракетами с возгорающимся составом. О, тогда весь лагерь превратится в море огня!

– Превосходно. Так мы сможем утвердить одним ударом наше могущество, а затем поддерживать его, разом начинать и заканчивать войну решительной победой… Правда, общественное мнение начнет говорить о бесчеловечности…

– Не стоит обращать внимание. Можно называть употребление бомб и снарядов бесчеловечным и противным обыкновениям просвещенной войны, но если люди хотят воевать, то чем смертельнее и истребительнее способы войны, тем лучше…»

Вот и теперь бритые внимания не обращали. Зато я очень даже обратил и вместе со своими орлами-пластунами решил сделать союзникам бо-о-ольшую неприятность, пока те неспешно высаживают войска и разворачиваются лагерем. Сегодняшней ночью будет им не до сна. Станем для них мы сущим крымским кошмаром. Гарантирую.

– Начали, – тихо скомандовал я, и это слово стало единственным перед четырехчасовым молчанием. Дальше общались мы исключительно знаками. Я, Осип и Тарас Скичко (два родных брата), словно призраки, приближались туда, где нам и предстояло свершить свою диверсию.

Погодка не благоволила. Ночью полил сильный дождь, ставший, впрочем, неприятностью и для врагов. У бритых походных палаток нет – лодок не хватает, чтобы переправить их на берег. И потому лежат сейчас английские солдаты прямо в грязи, обернувшись в насквозь промокшие одеяла и тщетно стараясь оставаться сухими.