Когда в Европе и Америке началась "вторая волна", в России все, кто мог и хотел, оказались привитыми. Альфонсо XIII, сам уже успевший переболеть, стал "должен" мне пятьдесят миллионов рублей (вакцины я продавать стал по два рубля за дозу, а он еще и миллион шприцев закупил с кучей запасных игл) – но это понятно, почему-то именно в Испании в первую волну смертность оказалась самой высокой. Правда денег у него не было, но договорились, что за десять лет он все отдаст мандаринами и оливковым маслом. А за деньги "привились" Дания и Бельгия. "В очереди стояли" шведы, швейцарцы и немцы – но тут дело такое: кто первым в очередь встал…

Гамалея к августу увеличил производство до миллиона двухсот тысяч доз в сутки, и никакие денежные вливания процесс ускорить не могли: оборудование все же делалось медленно. Насколько можно быстро – но медленно, да и "вливания" я счел уже бессмысленными, поскольку через полгода завод можно будет и останавливать за ненадобностью. Но уже "влитое" можно было и возместить, так что брать за вакцину деньги неприличным я не считал.

Главное, что в России большую часть народа удалось убедить, что прививки – дело безусловно полезное. Но и тут в основном "убеждением народа" в основном занималась Машка. Ей действительно "народ верил" – хотя бы потому, что этот народ своими глазами видел, что все, абсолютно все, что дочь наша обещала, исполнялось.

Но лишь перед Рождеством до меня дошло, что тут не только в Машке дело: кто-то из домашних оставил в столовой небольшую книжечку с очень знакомым названием "Экономические проблемы социализма". Лера Федорова напечатала книжку полуторамиллионным тиражом, что меня порадовало. Вот только фамилия автора на этот раз оказалась вовсе не "Волков"…

Глава 70

Если к вопросу подходить строго формально, то Никита Обухов в Россию приехал уже во второй раз. Но так как в первый раз ему едва исполнился год (отец тогда его – вместе с новорожденной сестрой – свозил во Владивосток "чтобы окрестить детей по-человечески"), то фактически Никита в первый раз по-настоящему видел Россию и с нескрываемым восторгом разглядывал бескрайние просторы, открывающиеся в окнах вагона. То есть поля и леса выглядели… обыкновенно, в общем-то, выглядели, а вот города и даже деревни – от них буквально веяло мощью Державы. Все же Никита Анисимович – не индеец из сельвы, зачем нужны столбы с проводами, знал…

Когда в пятом году в родную Тортугу приплыл на своем огромном пароходе гринго, выбиравший место для консервной фабрики, сам Никита уже успел отучиться в лицее в Лиме и даже в морской школе в американском Сан-Франциско. Может быть, поэтому отец и позвал старшего сына: "переводить", хотя гринго, как оказалось, неплохо и по-испански разговаривал, и по-русски. А в результате переговоров именно Никита и стал руководить быстро выстроенной фабрикой.

Поначалу фабрика выпускала "анчоусов в томатном соусе", используя присылаемые из США стеклянные банки и крышки. То есть сначала и крышки, и каучуковые прокладки, и пружины возились "с Севера", но Никита быстро сообразил, что уж каучук-то можно и отечественный, перуанский использовать – и через год Обуховская фактория в Амазонии полностью обеспечила потребности фабрики. Как раз к тому времени, когда Обуховская же стекольная фабрика обеспечила и нужные фабрике банки с крышками.

Стекольная фабрика появилась даже не для того, чтобы содрать с гринго лишних полцента с банки консервов, а потому, что растущий флот Анисима Обухова доставлял на фабрику рыбы больше, чем помещалось в привозные банки. Гринго платил за консервы немного (по своим меркам), один соль за дюжину фунтовых банок, но часто даже старый отцов сейнер ежедневно доставлял анчоуса, обеспечивающего Никите доход до двух тысяч солей. А всем рабочим Никита платил меньше пяти сотен, крестьянам же за помидоры – и того скромнее. Так что денег и на новые фабрики хватало, и даже на постройку новых сейнеров…

В седьмом году флот пополнился уже пятым сейнером, на консервной фабрике работали половина женщин Тортуги и еженедельно очередной корабль гринго увозил из Тортуги консервов почти на пятьдесят тысяч солей. А одна Тортугская девушка – младшая сестренка Никиты Алена – вышла замуж. За того самого гринго…

Никита довольно долго думал, что и фабрика появилась в Тортуге лишь потому, что Алену этот сеньор еще в первый раз заметил и глаз на нее положил. Но позже понял, что с этим он ошибался: в начале уже одиннадцатого года новый родственник снова появился в Тортуге и предложил Никите "половить рыбку уже всерьез". И когда старший (уже) в семье Обуховых осознал, что предстоит делать, мысль о том, что сеньор Абель фабрикой "покупал расположение семьи", растаяла как туман под утренним солнцем.

Скорее, шурин "покупал" расположение страны целиком, и в первую очередь расположение армии. Когда эквадорцы решили захватить на Севере земли с каучуковыми плантациями, их солдаты неожиданно для себя узнали, что в Перу у солдат пушек больше, чем у эквадорцев винтовок. То есть им так показалось, потому что Руди привез всего две сотни пушек ("в подарок шурину на свадьбу для защиты каучуковых угодий"), причем пушки оказались русскими. Небольшими, но все же…

Вместе с пушками Руди привез и несколько дюжин "инструкторов", два десятка рабочих со странной профессией "сварщик" – но рабочие эти именно сварили из так же доставленных из России готовых деталей пять дюжин речных катеров, на каждый из которых ставились по две пушки. И по пять пулеметов, так что армия того, кто все это ей подарил, очень зауважала. То есть Никиту Обухова зауважала: Руди почему-то настоял, чтобы о его роли в этих поставках Никита и упоминать не смел.

А затем Никиту зауважала не только армия, ведь для обеспечения многочисленных уже морозильных фабрик топливом, деревом для упаковки, прочими нужными вещами Обухов выстроил железную дорогу вдоль всего побережья. И еще одну – с побережья в Амазонию. А еще – две дороги, соединяющих вторую с новыми, так же выстроенными Никитой, медными рудниками. Завуажали его, конечно, не только и не столько "за дороги" – скорее местная "аристократия" отметила, что Обухов стал самым богатым человеком в стране. А уж среди работников его довольно многочисленных предприятий Никита пользовался невероятной любовью за то, что он (по весьма настойчивым советам того же зятя) предоставлял своим рабочим неплохое жилье, платил по местным меркам более чем прилично…

Задним умом Никита понимал, что Руди, по сути дела, его руками строил целую промышленную империю. Зачем – было не очень понятно, ведь зять ни малейших претензий на растущее богатство не выставлял даже. Но когда он сунул Никите небольшую книжонку в красной кожаной обложке, до Никиты кое-что стало доходить.

А теперь президент Республики Перу из окон вагона внимательно рассматривал то, что, возможно, и ему предстоит вскоре выстроить. Не здесь, а там, на Родине. В Перу.

Девятнадцатый год начался почти так же, как и восемнадцатый. Не совсем так же: по радио народ с Новым годом поздравил не я, а Первый секретарь Канцелярии Иосиф Джугашвили. Имел право: все же его книжка про социализм народу очень понравилась, да и мне – тоже. Иосиф в ней простым и доступным языком объяснял, что "кто не работает, тот не ест", "каждый получает пропорционально нанесенному его трудом экономическому эффекту" и что "каждый сам себе кузнец своего собственного счастья". Или "сам себе злобный буратина" – однако это как раз от каждого "каждого" и зависит. Но, главное, что "государство – не дойная коровка", сопли всем вытирать не должно и не будет, а основной заботой этого самого государства является наблюдение за соблюдением законов и пресечение любых попыток получить доход нетрудовой. С кратким, но впечатляющим перечнем методов такого пресечения.