Впрочем, и экономически проект был весьма выгодным: в предыдущий раз при затратах около двух миллионов рублей Александр Михайлович уже к началу войны с японцами только на складах у Ялу накопил товаров более чем на три миллиона. Большей частью это был лес, в основном — ценный кедр и еще более ценные "твердые породы", на которые концессия уже имела твердые контракты и Европе, и в Америке и континентальном Китае — даже китайский императорский дом заказал "стройматериалов" на полмиллиона рублей. А ведь "главный концессионер" успел получить и концессию на медные и серебряные рудники, и уголь, и многое другое. Я-то "рыбой" занимался, но был в общем-то в курсе ситуации.

Так что с финансовой точки зрения концессия была многообещающей. А с политической…

"В прошлый раз" все ограничилось добычей леса, при жесточайшей эксплуатации корейцев, и именно политических дивидендов я не увидел. Хотя изначально все подавалось под соусом "создания на границе сильного и сильно дружественного государства". Корея как была, так и осталась колонией — но теперь я планировал сделать немного иначе. Хотя сам пока в концессию не полез принципиально: моё дело заключалось в подготовке "промышленной базы" на Дальнем Востоке. И на Сахалине.

Пока "клика Безобразова" занималась своей частью работы, я готовился к первому (в текущей истории) испытанию. В Царицыне ударными темпами строился новый цех — с продукцией несложной, но той, которая очень понадобится в ближайшем будущем. Цех по производству насосов. А финансировалось это строительство крестьянами из Бела Озера.

Конечно, сами мужики не смогли бы профинансировать и строительство хлева в своей деревне, но, во исполнение обещания, в деревне была выстроена небольшая фабрика, чтобы люди могли на жизнь и зимой зарабатывать. Действительно небольшая, на ней рабочих мест-то было с полсотни, и все работники легко размещались в двух зданиях, от вышеупомянутого хлева отличающихся разве что наличием окон. В одном из цехов стояли два десятка швейных машин, а в другом — шесть паровых прессов. И делали на фабрике всего лишь обувку, ту самую, которую я называл "кедами". На самом деле это были все же не совсем кеды, а скорее кроссовки: подошва была все же толщиной в сантиметр, а верх тряпичным был лишь частично. Носок и задник шились из кожи — точнее, из обрезков кожи, закупаемых в разных местах с "настоящих" обувных фабрик. А парусину, из которой делалось все остальное, Володя Чугунов (по моей настоятельной просьбе) пропитывал каучуковой эмульсией. То, что в результате получилось, на кирзу смахивало не очень: и воду все же пропускало (хотя существенно меньше, чем просто парусина), да и резина пропитывала основу насквозь. Но с парусиновой же подкладкой обувка получилась вполне приемлемая: и нога не потела, и цена была крайне невысока.

Вдобавок обувка была очень красивой (по крестьянским меркам, да и по моим тоже): резину Володя использовал разноцветную, так что обувка была красной, синей, зеленой, серой, черной или коричневой — с белой или коричневой подошвой. Белые кеды тоже сделали, но народ на них не очень реагировал, так что белыми теперь только подошвы делали — и почему-то именно с белой подошвой народ покупал обувь более охотно. Вообще-то планировалось этой обувкой сманивать крестьян в мои колхозы — все жители "колхозных" деревень получали "авансом" по комплекту одежды и обуви (чтобы болели меньше), но белоозерская фабричка кед делала по три сотни в сутки, и "избыток" приходилось продавать… а три сотни рублей — это в месяц уже десять тысяч. Немного, но смета насосного завода составляла чуть больше полусотни тысяч, так что цена пары кед в полтора рубля выглядела приемлемо: драки особой за ними не наблюдалось, но и затоваривания не происходило.

Насосный завод планировалось запустить в конце мая, благо и рабочих удалось заранее подготовить, и Херувимов уже подобрал "руководящий состав" — но вот дождаться пуска в Царицыне у меня не получилось. В конце апреля мне пришло сразу два письма с просьбами срочно прибыть в столицу. Одно — от Безобразова, который, похоже, практически закончил лоббистскую часть своей работы. А второе — генерал-губернатора Финляндии Вячеслава Константиновича фон Плеве.

Глава 12

Пока отец был жив, жизнь Володи Ульянова была простой и размеренной: гимназия, домашняя работа, чтение книг — времени на какие-либо особые развлечения почти не оставалось. Да и не хотелось Володе особо развлекаться: было и дома чем заняться. Тем более что отец всячески поощрял любовь сына к различным поделкам.

Ну а когда отца не стало, Володя целиком отдался делу своей мечты. Одно плохо: денег дело практически не приносило — так, разве что, время от времени находился какой-то богатенький чудак, выдававший за Володины творения некоторые суммы. Иногда — копеечные, иногда — весьма приличные. В прошлом году вообще удалось обойтись без того, чтобы семейные накопления на житье тратить — ну так и потребности у юноши были весьма скромными. Личные потребности: дело его денег требовало много.

А денег — не было. Так что большую часть своих идей Володя лишь излагал на бумаге, мечтая о том, что когда-нибудь, когда человечество сможет оценить… точнее, когда найдется кто-то, кто сможет оценить и профинансировать…

Вот только в самых своих заветных мечтах он и предполагать не мог, кто именно сможет "оценить и профинансировать". Потому что ни один мужчина не в состоянии поверить, что в этом деле "оценщиком" может стать девушка — а именно так и случилось. К нему в гости вдруг приехала какая-то странная молодая женщина, причем в сопровождении двух вообще не сказать что девчонок — и именно эти девчонки принялись оценивать его работы. Белобрысая, быстро просмотрев работы, доложила хозяйке:

— Работа его, чужое за своё не выдает.

А затем чернявая, говорящая со странным акцентом, посмотрев более внимательно, выдала вообще удивительное заключение:

— Сей юноша весьма талантлив, его работа его переживет. Но нужно помочь.

Правда на этом визит странной женщины и закончился, но спустя всего неделю Володю навестил уже другой человек, мужского пола. Тоже молодой, практически ровесник:

— Я не большой специалист в вашей области, но мои эксперты сказали, что вам можно доверять. Поэтому не будем рассусоливать и сразу перейдем к делу. У меня есть для вас очень, возможно, странный заказ…

Разговор с визитёром затянулся часа на три — если не считать часа, потраченного на поход в банк, где на счет Ульянова было положено десять тысяч рублей. Но, проводив гостя, Володя думал лишь об одном: хватить ли этой суммы на выполнение заказа? Ведь сейчас у него не осталось и тени сомнений: если все получится, то русский народ заживёт, наконец, сыто и счастливо…

Первого мая на вокзале в Петербурге меня встретил лично Безобразов — и по дороге в гостиницу порадовал меня тем, что все подготовленные для концессии указы царь подписал, включая и тот, о котором я просил специально: теперь в обязанности концессии входило и создание "береговой охраны". Которой (как я запрашивал отдельно) "всемилостивейше дозволялось" организовать ремонтные и учебные станции, склады провиантские и амуниции" в пределах "Приамурского Генерал-губернаторства". Причем местным властям "крайне рекомендовалось в устроении оных препятствий не чинить". Генерал-губернатора я давно знал, и особых "препятствий" от него и не ожидал — но с "бумагой" оно вернее будет.

Конечно, дел там предстояло много — но как раз и настало самое время этими делами и заняться: все равно в Поволжье ничего интересного летом не ожидается. Разве что засуха и голод.

"Сэр Рейлтон Диксон" — это не имя с титулом, а название верфи в Мидлсбро, в Англии. Верфи, на которой для меня строилось сразу три пассажирских судна. Точнее…