Каждому покупателю вручалась отпечатанная миллионным тиражом брошюрка, в которой — кроме указания на то, что выращивание картошки в тяжелую для Родины годину суть высшее проявление патриотизма — весьма подробно и с картинками была изложена технология добычи ценного продукта из земли. А каждому городскому главе было прислано письмо, написанное лично Александром Волковым (новая типолитография, заказанная аж в самой Америке, обеспечивала изумительное качество печати) с извещением о том, что бесплатное выделение земли под картоху спишет все прошлые грехи как перед Господом, так и перед властями. Вдобавок и в брошюре, и в письме особо указывалось, что два года подряд ценный корнеплод на одном месте выращивать все равно нельзя, а вот парк на вскопанной землице получится замечательный…
Во всех лавках появились в продаже дешевые лопаты и тяпки (Слава распорядился торговать ими по себестоимости, так что лопата без ручки стоила вообще пятнадцать копеек), картошка для посадки — засвеченная, зеленая, чтобы не пожрали досрочно, и небольшие пакетики с цементом: картофелеводы выяснили, что очень удобно именно цементом "осушать" срез клубня перед посадкой. В общем, создал условия для необременительного "обучения плаванью".
Конечно, горожане не бросились наперегонки копать грядки. Во-первых, это было и не особо нужно: выделенные городскими властями пустыри распахивались тракторами с моих МТС. А во-вторых, ленив народ — или сильно занят на работе. Тем не менее, по Славиным прикидкам, где-то с четверть горожан призыву вняли — что лично я считал величайшим достижением, поскольку не то что в столицах, но и просто в больших городах типа Харькова, Саратова или даже Калуги с Псковом места для плантаций просто не было.
Но картошка в городах уже была, минимум тысяч сто тонн собрали, по оценкам Струмилло-Петрашкевича, пролетарии и интеллигенты умственного труда. В том же Кологриве можно быть важным барином и директором прогимназии, но если в лавке пусто, то неистраченные деньги можно хоть дворнику заплатить, чтобы тот картошку окучил лишний раз.
А потом всю зиму радоваться, что не постеснялся изобразить "патриотический порыв" и в порыве этом захватить не полторы сотни саженей "огородов", а целых три — потому что теперь можно ежедневно, хоть и не от пуза, потреблять хоть какую-то еду.
Вот только "промышленные центры" по совершенно объективным причинам картошкой не запаслись, и народ решил, что бузить — самый верный способ прокормиться. А самые "сообразительные" додумались и до "экспроприации скрываемого властями продовольствия". Причем "сообразительных" оказалось очень много, и Чижевскому пришлось чуть ли не половину продукции своего "опытного завода" отправлять не на фронт, а в "народные дружины" других моих заводов. А для охраны элеваторов Слава вообще заказал — у американцев — тысячу пулеметов "Льюис". Дорогущих — американца продали их по тысяче долларов за штуку, да и то лишь выяснив, что это не для армии, а частный заказ. Однако пришлось платить, других пулеметов (кроме редкостного дерьма французской выделки под названием "Шош") вообще никто не продавал. Без пулеметов же оборонять те же элеваторы было уже страшновато: в Малороссии появились банды дезертиров, вооруженных не только винтовками…
Все это я узнал сразу по возвращении, от самого Славы — который счел долгом срочно "отчитаться о непредвиденных затратах". Не сказать, что рассказанному я очень удивился, только две детали показались мне не очень понятными:
— То есть ты хочешь сказать, что армия покупает тульский "Максим" втрое дороже, чем стоит тот же пулемет, но сделанный "Виккерсом"?
— В три с половиной раза. Причем мне удалось добраться до бухгалтерских отчетов Тульского оружейного, там не воруют. Просто то, что у британцев делает один человек, в Туле дюжина еле справляется. Сам же знаешь, как работает Путиловский завод и как Рейнсдорф…
— Знаю. А с "Льюисами" что не так было?
— На "Саваж Армс" сначала даже разговаривать не захотели: мол, производство загружено, новых заказов принять не можем. Но когда узнали, что заказ частный — сразу и производство незагруженное нашлось, и вообще… А когда мой агент сказал, что оплачивает сразу и американскими же долларами, то ему сразу и счет выписали, и накладную — оказывается, на складе компании уже была тысяча пулеметов под русский винтовочный патрон. И даже не тысяча, он говорил, что ему на взгляд меньше половины складского запаса отгрузили.
— Да, спрашивается вопрос: если в Россию пулеметы не поставляют, зачем им этот запас нужен? У янки-то русские патроны не продаются…
— Наверное, Император по каким-то причинам предыдущий заказ не оплатил. Или, что тоже возможно, не мы одни с такими "частными заказами" приходим. Ящики-то были с маркировкой "ружья охотничьи"… неважно. Ты вообще как себя чувствуешь? Иванов с Алексеевым на Северном фронте вероятно что-то затевают, давеча телеграмму прислали, приехать просили для обсуждения неких вопросов. Но они-то не знали, что ты возвращаешься — так мне поехать или сам с ними поговоришь?
— О чем, не знаешь?
— Знаю. Насчет поставок дополнительных машин. И не говори, что мы и так делаем что можем: они же не идиоты, сами в курсе. Там что-то по техническим деталям, а это всяко ты лучше меня знаешь…
Позиционная война забавна именно тем, что она позиционная. Солдаты сидят на одном месте, причем сидят практически годами. И жизнь их — несмотря на то, что проходит она в условиях, мягко говоря, экстремальных — потихоньку переходит в рутину. Ведь солдатам с обеих сторон умирать-то очень не хочется — и на самом низовом уровне налаживается странное "взаимодействие в борьбе за выживание". Сначала — чтобы не злить противника — его предупреждают о предстоящих обстрелах. Имея в виду, что и противник не забудет об ответной любезности — и когда начинается "артподготовка", противная сторона уже сидит в блиндажах. Затем стороны обговаривают участки, по которым стрелять точно не будут, чуть позже — начинается общение и по более мирным вопросам. Еще пара месяцев — и вот уже солдаты ходят друг к другу в гости, меняются "национальным колоритом" — то есть тушенкой и сосисками, водкой и шнапсом… Если где-то запаздывает полевая кухня, делятся продуктами — с отдачей, конечно. Ну а если поступает приказ и случается атаковать иди отбивать атаку — то после этого стороны чуть ли не совместно оплакивают погибших.
И при этом почему-то всегда ругают власть, жалуясь на то, как царь угнетает бедных крестьян и дерет с них три шкуры, а затем заставляет бедных солдатушек погибать за него. А у солдата-то дома семья, кто ее накормит, пока тут в окопе гнить приходится?
Николай Иудович, высказав несомненную радость от моего прибытия к нему в Ставку командования Северного фронта со всей мощью великого и могучего, счел необходимым несколько оправдаться:
— Александр Владимирович, это я вовсе не в ваш адрес сказал. Ваша-то задумка с армейскими моторами как раз оправдалась, но вот германец-то не в меру догадлив оказался…
"Задумка" моя была не то чтобы простой, а, скорее, примитивной: все, что в армии снабжалось мотором, работало исключительно на дизтопливе. Во-первых, так дешевле. А во-вторых…
Да, мотоцикл с дизельным мотором (на них ставился восьмисильный "минитракторный") получается тяжелее и неуклюжее мотоцикла с мотором бензиновым. Но германцы, захватив такой мотоцикл в качестве трофея, сами же его немедленно и уничтожали — просто залив в бак бензин. Или керосин. Или соляровое масло.
С бензином — понятно. Керосин, с цетановым числом меньше сорока, вспыхивал позднее и сгорал значительно быстрее "моего" дизельного топлива, а так как "маслючесть" керосина почти никакая, двигатель очень быстро клинило. Что же до собственно солярового масла — оно для низкооборотных дизелей очень даже неплохо, а для моих высокооборотных — практически мгновенная смерть топливным насосам высокого давления. Масло-то это вчетверо более вязкое, чем привычная всем "солярка"! Да и горело оно медленнее, так что на высоких оборотах соляр горел уже в выхлопной трубе, и с четверть затрофееных германцами машин была уничтожена пожарами.